Когда Трэвис вернулся домой в тот вечер, из кухни неслись восхитительные ароматы. С удовольствием втянув носом воздух, Трэвис определил по запаху яблочный пирог с корицей и свежий хлеб, но догадаться, что приготовила Сэм в качестве главного блюда, он не мог. Во всяком случае, в этом блюде, судя по запаху, было много острого перца и лука.

— Что там готовит Сэм? — спросил он у Элси.

— Это сюрприз для нас обоих, — сообщила Элси. — Сэм не позволила мне даже заглянуть на кухню.

— А ты уверена, что она не воспользуется ситуацией и не удерет?

— Только одна Сэм способна творить такой шум на кухне, — успокоила его Элси. — Она уже с полудня гремит там кастрюлями и сковородками.

У Трэвиса давно уже урчало в животе от голода, и он еле дождался, когда Сэм позовет их к столу. Но и усевшись за стол, он не вполне был уверен, что догадался, что приготовила Сэм, но не хотел спрашивать ее, чтобы не обидеть. То, что они ели, было похоже на свинину под острым соусом и с картошкой на гарнир. Блюдо и выглядело и благоухало восхитительно, и он так ей и сказал.

— Тогда наваливайтесь, — довольно улыбнулась Сэм. — Надеюсь, что вам понравится.

Еда оказалась вкусной и аппетитной, и хотя с виду действительно напоминала свинину, но вкус на свинину не был похож. Из-за острого соуса было трудно догадаться, что это такое, но в середине ужина Трэвиса посетила ужасная мысль. Осторожно отложив в сторону вилку, Трэвис спокойно спросил:

— Сэм, из чего ты это приготовила?

— Наконец я дождалась, когда ты об этом спросишь, — усмехнулась Сэм. — Я научилась готовить это, когда мы останавливались передохнуть на границе, и это единственное блюдо, которое я знала, что не испорчу. Это броненосец.

Трэвис подавился, а лицо Элси жутко позеленело.

— А что такого? — недоумевала Сэм. — Многие едят броненосцев, и вы оба тоже ели с удовольствием, пока я вам не сказала.

— Могу ли я спросить, как тебе в руки попалось это несчастное животное? — прохрипел Трэвис.

— А я выследила его еще неделю назад и ждала только удобного случая, — гордо объяснила Сэм. — Каждое утро, когда я возвращалась из уборной, я видела, как он копошится под задним крыльцом. А вот сегодня утром я его поймала.

Трэвис обратил жалобный взгляд на Элси, ища у нее сочувствия и утешения.

— Арми! — трагически простонал он. — Она изжарила Арми!

— Мы его съели, — с отвращением произнесла Элси.

Неожиданно Трэвис рванулся из-за стола и стрелой вылетел на задний двор, за ним по пятам бежала Элси. В полном недоумении Сэм последовала за ними, но остановилась, услышав, что и того и другого выворачивало наизнанку.

— Ничего себе! — вздохнула она, качая головой. — Зря я сказала им, что это броненосец. Пока они этого не знали, им все очень даже нравилось. Какие же бывают привередливые люди!

Вскоре обе жертвы кулинарии, еле держась на ногах, бледные и потрясенные, вернулись на кухню. В изнеможении опустившись на стул, Трэвис негодующим жестом указал на Сэм.

— Ты! — загремел он, бросая убийственные взгляды на Сэм. — Ты сделала это нарочно, из вредности! Я знаю точно.

— Откуда мне было знать, что у вас такие слабые желудки? — проворчала Сэм, все еще ничего не понимая. Разочарование и обида были написаны на ее лице. — Я так старалась приготовить для вас вкусный ужин! Я думала, вы похвалите меня за то, что у меня наконец ничего не подгорело!

— Знаешь, что ты наделала? — заорал он как сумасшедший. — Ты убила чемпиона среди броненосцев! Арни бегал быстрее всех броненосцев в трех графствах, а ты убила его! И зажарила!

— Хватит, Трэвис, ты несправедлив к Сэм, — слабым голосом вставила Элси, встревоженная багровым цветом его лица и тем, как он сжимал кулаки, пристально глядя на Сэм. — Откуда девушке было знать, что это ваш воспитанник!

— Я тренировал его для большого турнира в честь Четвертого июля, и он обязательно победил бы и в этом году, — горевал Трэвис, уронив голову на скрещенные руки. — Элси, он два года подряд выигрывал.

— Я знаю, дорогой, Я знаю.

Потрясенная Сэм почувствовала себя страшно виноватой.

— Трэвис, поверь, мне так жаль! Я, честное слово, не знала.

Она потянулась, чтобы дотронуться до его руки, но он отбросил ее.

— Ну нет, ты все прекрасно знала! — продолжал он обвинять ее. — Ты так хотела отомстить мне! Боже, такой жестокой женщины свет не видывал!

— Тысяча чертей! — взорвалась она. — Откуда мне было знать, что ты дрессируешь эту глупую тварь? Ты никогда не говорил мне об этом, а ведь это не кошка и не собака. Откуда мне было догадаться?

Трэвис так расстроился, что не мог оставаться в доме и ушел, а Элси и Сэм очищали стол от останков бедняги Арни. Когда он вернулся, Элси домывала на кухне посуду. Сэм сидела на заднем крыльце на верхней ступеньке и строгала какой-то кусочек дерева. Усаживаясь рядом, Трэвис спокойно сказал:

— Прости, что я накричал на тебя. Ты действительно сделала это нечаянно. Я понимаю. Просто для меня это такой удар. Я прошу у тебя прощения, Сэм. Прости меня.

Она показала рукой на небольшой цветущий куст во дворе.

— Вон там я похоронила его. — И показала ему кусочек дерева. Он был выструган в виде креста с выцарапанной надписью: АРМИ. — Вот, возьми. Отдай ему последние почести.

Этот жест так тронул его, что даже слезы выступили на его глазах.

— Сэм, — пробормотал он, проводя пальцами по деревянному крестику. Но когда он поднял глаза, на крыльце никого больше не было и только скрип двери говорил о ее недавнем присутствии.

Ветер хлестал по простыне с такой силой, что чуть не сорвал ее с бельевой веревки. Одним мокрым концом простыня ударила Сэм по бедрам.

— Ух ты, проклятая! — ругнулась она, отскакивая и потирая ушибленное место. Сэм вместе с Элси занималась стиркой, это входило в обучение ее домашним делам. И. вот теперь Сэм самостоятельно развешивала белье на заднем дворе, а Элси в это время занималась приготовлением обеда.

С того ужасного вечера, когда Сэм подала на блюде несчастного Арми, она отказывалась заниматься приготовлением пищи. Три дня подряд Элси пыталась переубедить ее, но Сэм осталась непреклонной. У нее и так хватало неприятностей с Трэвисом, и ей не хотелось, чтобы их было больше.

Продолжая сражаться с мокрым бельем, Сэм думала совсем о другом. Если дни, заполненные бесконечными уроками, не доставляли ей особой радости, то ночи превратились в настоящий ад. Сэм по-прежнему спала в комнате Трэвиса, и это стало изощренной пыткой для них обоих.

Каждую ночь, лежа в тихой темной комнате почти рядом с Трэвисом, она не могла уснуть. Закрывая глаза, она представляла себе чистые линии его обнаженного тела, такого близкого и в то же время такого далекого, и от этого ее кожа начинала гореть как в лихорадке. Сердце начинало сильно стучать, дыхание прерывалось. Всем своим существом она рвалась к нему, а могла только беспокойно ворочаться на кровати. Ее пожирал такой огонь страсти, что казалось, он может воспламенить простыни, на которых она лежала, и ей казалось странным, что он еще не заметил ее волнения и не отпустил по этому поводу язвительных замечаний.

В начале лета ночи стали очень жаркими, в одну секунду простыни становились влажными, а ночная рубашка прилипала к телу, как мокрая тряпка. В другое время она бы просто содрала с себя проклятое одеяние и сбросила его на пол, но сейчас, когда на полу так близко от нее лежал Трэвис, укрытый всего лишь тонкой простыней, это означало бы подливать масла в огонь. В эти дни он был особенно нетерпимым, особенно раздраженным. Невозможно было угадать, что он способен выкинуть. Сэм, которая мало чего боялась в жизни, вдруг поняла, что ей бы не хотелось испытывать его гнев.

Так они и лежали молча каждую ночь, но напряжение между ними росло, и Сэм ощущала его физически. То, что Трэвис тоже почти не спал, мало утешало ее.

Сэм даже не пыталась шутить с ним, не пыталась вывести его из плохого настроения по утрам. Молча она ждала, когда он оденется и спустится вниз, и только потом начинала одеваться сама. Однажды она встала одновременно с ним, и он устроил такой скандал, что чуть дом не развалился. Трэвис орал, что она ведет себя непристойно и что хуже ее никого нет.