Печально покачав головой, Сэм с сожалением проговорила:

— Не могу ответить тебе той же благодарностью. Билли теперь повесят, и все из-за меня.

Он схватил ее за руку, остановил, повернул к себе.

Взял пальцами за подбородок, поднял ее лицо к своим глазам.

— Нет, любимая, — мягко поправил он ее. — Если Билли повесят, так это за те преступления, которые он совершил, а не потому, помогла ты ему или нет. Всегда помни об этом, Саманта Даунинг-Кинкейд, — твердо сказал Трэвис. — Каждый человек несет ответственность только за свои собственные поступки, он отвечает только за то, что совершил на протяжении своей жизни. Он или достоин похвал, или платит за свои ошибки, но и гордость за себя, и стыд целиком и полностью лежат на его плечах и не принадлежат никому другому.

— Легко сказать, но если его повесят, я никогда не прощу себе, Трэвис. Я пронесу это бремя до конца своей жизни и никогда не смогу взглянуть в лицо ни папаше, ни Хэнку, ни Тому.

— Ты поступила так, как велел тебе твой долг, Сэм, — ты поступила правильно.

— Но это слабое утешение, — упавшим голосом сказала она, еле волоча ноги. Они пошли к дому, но она еле тащилась, будто каждый шаг давался ей с трудом. — Я отвернулась от родного брата, а это не забывается.

Трэвис не мог с этим спорить и ничем не мог утешить Сэм, и его душа болела за нее. Ему бы очень не хотелось оказаться на ее месте и быть вынужденным сделать выбор, как пришлось ей в этот вечер. Он пережил несколько довольно неприятных мгновений. Затаив дыхание, в те минуты он ожидал, не повернет ли она свое ружье на него. Даже сейчас он еще не совсем понимал, почему она не сделала этого. Потому ли только, что дала слово, как она уверяла Билли? Или же за этим стояло нечто большее? Не могло ли случиться так, что у Сэм не хватило духа нацелить свое оружие на него? Не значило ли это, что она хоть немного начала любить его? Или же это случилось оттого, что в ней появилось чувство уважения к закону, который он представлял?

Но какой бы ни была истинная причина случившегося, у Трэвиса буквально отлегло от сердца, когда Сэм отказала просьбам и мольбам Билли. Это первое настоящее испытание их брака, первое испытание на верность Сэм прошла с честью, и неважно, что повлияло на ее выбор. Трэвис безмерно гордился женой. Теперь у него появилась надежда, что брак их будет устойчивым, несмотря на все проблемы, которые стоят перед ними. Боже правый, как он любил эту смелую, красивую женщину, для которой честь занимала первое место!

Чем больше Сэм размышляла над тем, что случилось, тем больше ее распирала злость.

— Почему ты не арестовал Сандоваля и его бандитов, всех до единого? — набрасывалась она на Трэвиса. — Чем он лучше нас? То, что он владеет практически каждым акром земли отсюда до Далласа, не значит, что убийство может сойти ему с рук.

— Не было никакого убийства, — напомнил ей Трэвис так спокойно, что ей захотелось запустить в его голову чем-нибудь тяжелым.

— Нет, но оно бы произошло, если бы им удалось добраться до меня и Билли. Суд Линча обычно кончается убийством, Трэвис. Если тебе не дают дышать, ты умираешь.

Эти споры продолжались бесконечно, целыми дня-г»ми. Сэм настаивала, чтобы Трэвис арестовал Сандоваля. Трэвис отказывался, говоря, что никто из толпы не стал бы так себя вести, если бы не был пьян в стельку.

— Что ж, — язвительно заметила Сэм, — лучше такое оправдание, чем никакого, да? Или же дело в том, что он отец твоей старой зазнобы?

Трэвис усмехнулся своей кривой, коварной усмешкой:

— Ревнуешь, Сэм?

— Скорее у осла вырастут крылья! — соврала она. — Когда почувствуешь, что готов полететь, скажи мне.

Злилась не только одна Сэм. После того как она лишила Билли единственного шанса освободиться из тюрьмы, Билли перестал с ней разговаривать. Когда она приходила навестить его, он или поворачивался к ней спиной, или равнодушно просил ее уйти. У него была такая же горячая кровь, как у нее, и они оба унаследовали одинаковую строптивость. Билли не собирался прощать сестру, как бы сладко она ни уговаривала его, как бы убедительно ни звучали ее оправдания, сколько бы она ни приносила ему пирогов и печенья.

Однажды утром, чтобы задобрить свою молодую жену, Трэвис попросил ее:

— Что, если ты поучишь меня так же быстро вскидывать пистолет, Сэм? Стреляю я метко, но вот вытащить кольт первым мне удается далеко не всегда. Может, я просто не способен к этому, а может, есть какой-нибудь прием, которого я не знаю? Что ты думаешь?

Она смерила его скептическим взглядом:

— Давай попробуем. Но ты уверен, что готов доверить мне оружие? А вдруг я на этот раз выстрелю в тебя, освобожу Билли и уйду с ним?

Трэвис криво усмехнулся и лениво протянул:

— Пожалуй, рискну.

Сэм, конечно, понимала, что эти так называемые уроки Трэвис придумал для того, чтобы как-то успокоить ее и отвлечь, и она согласилась. Она и сама с удовольствием занялась бы таким делом, чтобы Трэвис оценил в ней те качества, которые раньше вызывали в нем одну неприязнь потому, что они, видите ли, не к лицу настоящей леди.

Учить Трэвиса стрелять в цель — это все равно что учить плавать утку. Он от природы обладал острым глазом, твердой рукой, он безошибочно поражал цель. Однако когда дело доходило до извлечения пистолета из кобуры, он двигался как осенняя муха. Здесь, конечно, он очень нуждался в советах такого специалиста, как Сэм.

Сначала они поработали над кобурой, смазывая, растирая и наващивая кожу так, что она стала гладкой и ровной, как попка новорожденного ребенка.

Несмотря на то что Трэвис очень заботился о своем шестизарядном пистолете, он с интересом наблюдал, как Сэм тщательно разбирает его кольт-45, чистит его, воронит сталь и смазывает до тех пор, пока он не заблестел как зеркало. Потом она проделала ту же процедуру со своим собственным пистолетом. После этого оба пистолета закладывались в кобуру и выскальзывали из нее сами собой.

— Скользят, — сказала довольная Сэм. — И это еще цветочки. — Она многозначительно подмигнула ему.

То, что начиналось как шутка, по мере того как Сэм входила во вкус обучения Трэвиса, быстро превратилось в серьезное дело. Сэм знала все секреты.

— Никогда не закрепляй верхний клапан кобуры, особенно если тебе предстоит пускать в дело пистолет, — говорила она. — Всегда следи за тем, чтобы кобура была плотно пригнана, чтобы она не отходила от бедра. А то она будет шлепать по ноге, и тебе придется долго шарить за ней рукой. А в нужную минуту достаточно одного незаметного движения.

Еще Сэм обратила внимание, что, по ее мнению, Трэвис носил кобуру слишком высоко.

— Но я так привык, — протестовал он, когда она велела ему опустить ее ниже. — Мне так удобно.

— Тебе будет очень удобно помереть в один прекрасный день, если не будешь слушать, что я тебе говорю. Смотри, как высоко тебе приходится поднимать руку, как сильно ты должен согнуть ее в локте, чтобы схватить рукоятку. Все это лишние движения, Трэвис. — Она показала ему, в чем разница. Ее кобура висела так низко, что, не напрягая руки, она доставала до рукоятки пальцами. В одно неуловимое мгновение она успела достать свой пистолет, прицелиться, взвести курок и нажать на спуск.

На Трэвиса это произвело впечатление. Но все же он не мог удержаться от того, чтобы не заметить:

— Ты совсем не оставляешь времени на то, чтобы прицелиться. Я, правда, знаю некоторых, кто может быстро извлечь пистолет и стрелять почти без паузы, но…

— Послушай, Трэвис, — перебила она со вздохом. — Это все не так трудно рассчитать. Рост среднего человека обычно футов шесть плюс-минус дюйм. Сердце находится в пятнадцати-шестнадцати дюймах ниже головы. Если считать, что расстояние до цели двадцать футов, то пистолет надо держать на такой высоте. — Она еще раз выхватила кольт, ее рука поднялась на определенный уровень и застыла там, словно у нее кончился завод. Она даже не тратила время на прицел. — Надо научиться рассчитывать высоту в зависимости от дистанции. Это на самом деле нетрудно, во всяком случае, не труднее, чем научиться стрелять по движущейся мишени, особенно когда привыкнешь.